Несколько раз по вечерам к ней в общежитие являлась ее мама, великая герцогиня. Вела с дочерью беседы «о жизни», пыталась приободрить. Даже предложила Мае после занятий ночевать во дворце, нарушая этим правила Академии! «Разберусь, доченька, – сказала Шеста. – Пусть я и всего лишь почетный ректор, но тоже кое-на-что здесь имею право».

Но Мае домой не хотелось – ведь в той комнате, в общежитии, она раньше жила вместе со мной. Там остались вещи, которые напоминали ей обо мне. Там она могла уединиться, не строить из себя будущую суровую правительницу, а накинуть вечером одну из моих рубашек, завалиться на кровать, поностальгировать, поплакать.

Потом она успокоилась. Тешила себя мыслью, что я не стану задерживаться в родительском доме. Вернусь к ней совсем скоро. Считала дни.

Новая тревожная весть пришла от посла в Уралии через день после моего отъезда – о смерти Норки. Но, как сказала Мае великая герцогиня, моя сестра-близнец умерла от болезни, а не от рук заговорщиков. Так что подозревать, что та же участь постигнет меня – никакой причины нет. И Мая ей поверила. Заставила себя поверить! Чтобы не броситься за мной вдогонку и не сойти с ума от волнения.

Известие об убийстве принцессы Ласки доставили Волчицам уже после того, как в великое герцогство вторглись войска Империи.

О движущихся к Залесску имперских армиях Мая услышала в Академии. От других учениц.

А о гибели уралийской принцессы – когда примчалась во дворец. Информация о смерти Ласки прозвучала на совете, куда пригласили и наследницу: обсуждали на чье имя отправлять в Уралию просьбу о военной помощи.

Мае показалось тогда, что в нее ударила молния!

Ласку убили собственные гвардейцы! В королевском дворце! Именно в то время, когда там гостил ее Пупсик!

Первой мыслью нашей с Ордошем жены было отправиться на мои поиски в Уралию.

Но потом она услышала слова мамы: «Если судить по отчетам разведки, Уралия не сможет нам помочь. Не успеет, даже если попытается. Завтра имперки будут у наших стен. Три армии! Я не хочу обсуждать, почему мы не узнали раньше о том, что станем их целью. Поздно. Сейчас нам с вами, подруги, нужно решить, что делать. Будем сражаться и погибнем? Давайте признаемся: шансов на победу в этой войне у нас нет. Или станем просить пощады, если не для себя, то хотя бы для жительниц великого герцогства?»

На совете тогда приняли решение отправить к имперцам переговорщиков. Понадеялись на чудо, что смогут откупиться от имперок или выиграть время до прихода помощи из Уралии – если, конечно, королевство вспомнит о своих обещаниях.

Переговорщики в стане противников не задержались. И уже к вечеру озвучили великой герцогине требования императрицы.

– Велела выплатить немаленькую денежную контрибуцию, золотом, – сказала Мая. – Отдать ее представительницам наше главное оружие – армейские пулеметы. И те, которые на вооружении, и хранящиеся в арсенале. Потребовала все руны с наших складов. Все! В том числе и семнадцатую. Ты знаешь, для чего нужна семнадцатая руна?

– Слышал.

– Но это не всё. Еще она захотела увести с собой в Империю половину наших мужчин. А Залесск на трое суток отдать своим армиям – для разграбления.

– Сурово, – сказал я. – А что пообещала?

– Пощадить жительниц города – даже солдаток. И сказала, что не тронет Машину.

Мая крепко сжала мои пальцы.

– Мы решили драться, – сказала она.

На принятие решения имперцы выделили великой герцогине время до полуночи.

Мая рассказала о том, как спорили и ругались вчера на военном совете главные люди королевства – решали, как лучше организовать оборону.

Вариант с капитуляцией (согласиться на условия имперок) никто не рассматривал.

Маршал Иволга настаивала на том, что штурм начнется ночью, через час-два после истечения срока ультиматума. Говорила, что враги атакуют в темноте, не станут дожидаться утра. В итоге, с ее мнением согласились.

На стену решили отправить не только военных – всех, кто изъявит желание участвовать в обороне города.

Волчица Шестая вышла на центральную городскую площадь (там собралось много народа), обратилась к горожанкам с речью. А потом распорядилась вскрыть арсеналы и приступить к выдаче оружия ополчению.

А Мае великая герцогиня велела на время штурма остаться во дворце.

– На стену пошли все мои подруги! И девчонки из Академии! Даже некоторые наши служанки, которым вкратце объяснили, как стрелять из пулемета! Представляешь?! А я должна была прятаться под кроватью! Какая прелесть! Как только она могла подумать, что я на такое соглашусь?!

– Она переживала за тебя.

Мая коснулась пальцем лица, точно собиралась поправить воображаемые очки, потерла переносицу.

– Знаю, – сказала она.

Рассказала, как дождавшись темноты, раздобыла армейский пулемет и отправилась на стену – туда, где предстояло держать оборону ее подругам. Как ее попытались отправить в безопасное место, словно она не будущая правительница великого герцогства, а хрупкий мужчина. Но потом смирились с ее присутствием, выделили ей участок обороны, провели инструктаж.

– Было страшно, – призналась Мая. – Темно. Холодно. Моросил дождь. Он заглушал звуки. И потому казалось, что имперки подобрались к нам совсем близко. Вот-вот появятся из темноты и полезут на стену. Все девчонки стояли бледные. Широко раскрытыми глазами смотрели за стену. Но мы то и дело пытались показать друг другу, что не боимся. Даже изображали веселье!

Но в полночь, когда истек срок ультиматума императрицы, на стене прекратилось даже показное веселье. Женщины сжимали в руках пулеметы. Ждали нападения. И понимали, что стена очень длинная, цепь защитниц на ней жидкая, врагов слишком много – настоящих воительниц, а не ополченок.

А потом по стене разнеслась весть о том, что имперские диверсантки захватили Машину.

– Утром я узнала, что это были наемницы, – сказала Мая. – Им заплатили за то, чтобы они проникли в помещения с Машиной и обороняли их до подхода войск Империи. Не позволили нам уничтожить Машину: должно быть, имперки лелеяли надежду перевезти ту к себе в столицу, разобраться в ее устройстве.

«Вот и задание для наемниц. Не ворота», – сказал я.

«Молчи. Слушай».

Наемницы перебили ослабленную охрану (часть стражниц Сорока отправила на стены), ворвались в машинный зал.

Но Первая предвидела, что такое может случиться. И позаботилась о том, чтобы ее творение не попало в чужие руки. В зале сработала защита от чужаков.

В Машине что-то загорелось. Та прекратила работу.

– Бабушка все еще пытается ее запустить, – сказала Мая. – Безуспешно. Думаю, у нее и не получится. Весь город уже судачит о том, что Машина сломалась навсегда. Пытаются понять, как мы будем жить дальше.

«В дневниках есть упоминания об этой защите, – сказал Ордош. – Расплавился блок управления. Ерунда».

– А знаешь, Нарцисс, я даже рада, что Машина сломалась. Серьезно. Понимаю, что рассуждаю, как эгоистка, но я довольна, что случилось это именно сейчас, сегодня. Правда! Ведь такое все равно произошло бы, пусть и через пару десятков лет. Но тогда бы я осталась один на один с этой проблемой. Ни бабушки, ни мамы уже не было бы рядом. И подданные винили бы в поломке Машины меня, а не имперок. А так… возможно никто и не узнает, что я хоть и Волчица, но не наследница Первой.

Карета остановилась.

Мая выглянула в окно. Сказала:

– Приехали. Выходим.

Продолжая сжимать мою руку, она вытащила меня из кареты.

– Иди за мной.

Повела меня к сторожевой башне.

Маю здесь знали – в башню нас пропустили.

Вслед за женой я зашагал по узкой винтовой лестнице. Скудное освещение едва позволяло видеть под ногами ступени. Пахло мокрым камнем.

– Зачем мы туда идем?

– Сейчас узнаешь, – сказала Мая.

И продолжила рассказ.

Не успела она прийти в себя от известий о нападении на Машину, как со стороны имперок раздались сигналы к построению. Враги даже не пытались скрыть свои намерения. За них это делала ночь. И тучи, которые затянули небо, спрятав звезды.