Я улыбнулся и сделал жест руками — мол, продолжай.
— Да, да, да, ты, наверное, прав! Я просто думала, что с тобой рядом жизнь заиграет новыми красками, будет интересно, увлекательно…
— Быть вагончиком в хвосте поезда — не твой вариант, Ариночка Петровночка, — сказал я. — Ты молодая, умная и красивая, и ты это знаешь, и все это знают. И если ты сейчас покопаешься у себя в голове, то прекрасно поймешь, что тебе стоит делать и чем предстоит заняться прямо сейчас, чтобы жизнь заиграла новыми красками и стала интересной и увлекательной.
Она замерла на секунду, а потом спросила:
— У тебя кто-то есть?
Мне пришлось кивнуть.
— Я так и знала! А то посмотрите на него — принялся огород городить… Всё это интересно, конечно, и ты мастер байки травить, но… Это ведь не Машенька Май, да?
— Тьфу, тьфу, тьфу!
— Та рыжая из «Комсомолки»?
— Не-а!
— Что, действительно та самая северянка? Гера-а-а-а, какой ты молоде-е-е-ец! Это столько времени прошло, а ты всё еще… О-бал-деть! Гера, вот тебе моя рука, ты — тот самый рыцарь дурацкого образа. Вот подарил ты мне сегодня веру в настоящую любовь…
Пойми этих женщин! Я почесал затылок:
— Да я вообще-то как-то…
— Слушай! А вот как понять — любовь это или нет? — спросила вдруг она, закончив с румянами.
— Э-э-э-э… Да хрен его знает! Ну, вот, например, если думаешь о человеке — и хорошо, и приятные мысли, хорошие воспоминания, то это, наверное, любовь. А если вспоминаешь про него, а на ум проблемы и переживания и страдания приходят — то ну ее нахрен, такую любовь, а?
— Из тебя бы получилась классная подружка, Гера.
— Фу, нахрен. Фу! — я даже вздрогнул. — Можешь считать что ты мне сейчас отомстила за то, что я тебя продинамил. Ты только что сказала жуткую вещь!
Когда я уходил, Ариночка Петровночка бросила мне в спину:
— А на развод я подам. И на Манжерок в отпуск поеду! Нет, сначала — в Самарканд, на могилу Тамерлана смотреть, а потом — на Манжерок.
Какая она всё-таки молодец, наша Езерская! Никаких тебе истерик, слёз, упрёков… Замечательная девушка!
Я уже дверь закрыл, когда обратил внимание на интервью Машерова у меня в руках.
— Твою мать… — пришлось открывать дверь и заходить обратно. — Ариночка Петровночка, тут у меня интервью… Готово… С Машеровым…
Замечательная девушка сидела за своим столом и рыдала в три ручья, размазывая по лицу косметику, которую только что с таким старанием наносила. Бабы…
Глава 24 в которой приходится работать в праздник
Это для них эта дата была праздником. Чем-то напоминало День города. По крайней мере, мне показалось, что традиции празднования белорусского Дня города в любом районом центре проистекали прямиком отсюда.
Огромное количество нарядно одетого народа собиралось у парка Победы. Мужчины в костюмах и пальто, женщины со специфическими прическами, дети с флажками и шариками. У взрослых в руках — транспаранты, плакаты, какие-то таблички… Одна маленькая девочка держала в руках плоский кусок пенопласта на реечке, на пенопласте выжигателем по дереву был довольно-таки художественно изображен портрет маленького Ленина, как на октябрятских значках. Реяли красные флаги, фырчали моторами оригинально оформленные грузовики…
День Великой Октябрьской Социалистической Революции отмечали седьмого ноября. Царизм даже в самом названии главного для всякого советского человека праздника как бы намекал: старый режим не дремлет! Вы октябрьскую революцию в ноябре празднуете, но называете по старому стилю!
Народ на такие мелочи внимания не обращал. Передовики производства строились в колонны, их коллеги разбегались вдоль по Советской улице, чтобы махать и приветствовать товарищей и обсуждать колонны других предприятий.
На грузовиках устраивали что-то вроде средневековых мистерий: то ли живые картины, то ли сценки по мотивам труда и быта советских предприятий, или там — демонстрационные мини-площадки новых достижений заводов, фабрик и колхозов с совхозами. Как еще пацаны с Гидролизного новый котлоагрегат не приперли — вот вопрос. У металлургов-то цинкованных гвоздей было в изобилии, ребята Рикка из них на огромном листе фанеры набили надпись «СЛАВА ВЕЛИКОМУ ЛЕНИНУ».
А деревообработчики, конечно, взгромоздили в кузов стол, предназначенный Машерову. И крупно об этом написали.
Я снимал всё это на фотоаппарат, общался с народом, здоровался. Оживление было искренним. Может, не все они тут являлись ярыми коммунистами, но дубровчанам было в удовольствие выйти, себя показать, на людей посмотреть. Многие строили общие планы на вечер — посидеть с гармошкой в беседке, если ноябрьская погода позволит, а нет — так без гармошки на кухне…
Шутки-прибаутки, дружеские подначки, комплименты по поводу обновок в одежде, конечно — восхищение чужими детьми и гордость за своих.
— А Пашка-то в каком классе? Да ладно! А я его вот таким помню…
— С золотой медалью? В МГУ? Ну, молодец твоя Оксанка!
— Смотри, какие невесты растут! А вы что стесняетесь, мальчики, подойдите да познакомьтесь… Елки-палки, вынь каштан изо рта, куда тебе женихаться, туебень как есть! А ты что? Брат пойдет топиться, и ты пойдешь топиться? Кой черт ты этот каштан в рот засунул? И это здоровый пацан, пять лет...
Наконец, из громкоговорителей, развешанных на столбах, раздались бравурные звуки песен Пахмутовой, и бодрый голос диктора начал вещать:
— Открывают праздничную демонстрацию рабочие Дубровицкого предприятия деревообработки, победители социалистического соревнования! ПДО славиться своими традициями и, опираясь на них, смело глядит в светлое будущее! Во главе колонны — генеральный директор предприятия, Василий Николаевич Волков…
И далее его регалии, регалии передовиков и стахановцев, и долгий список того, за что ПДО назначили победителем районного соцсоревнования. Как обычно ноздря в ноздрю с ними шел ДМЗ, потом — вырвавшийся благодаря «рацухам» вперед Гидролизный завод, ну и все остальные предприятия — тоже.
Я помахал рукой водоканальщикам Драпезы, пивоварам Сахарского и вытаращил глаза на нефтяников под предводительством Исакова. На сей раз «мазутчики», как их презрительно называли в городе, превзошли сами себя! Кажется, буржуйское «нефтосы» прицепиться к ним гораздо раньше! В одинаковых ярких красно-зеленых спецовках, белых касках, с букетами гвоздик, они разве что шаг не чеканили! Какие, к черту, «мазутчики»? Трудовая интелигенция, синие воротнички! Кажется, Дубровицкое нефтегазодобывающее предприятие таки сделало подъем с переворотом, и теперь начнет диктовать рабочую моду. Вот что делает одинаковый стиль и грамотный дизайн одежды!
Первые ряды нефтяников несли перед собой огромную растяжку с надписью в духе «Завоевания Октября не отдадим!», широко улыбались и размахивали букетами с гвоздиками. Я сделал пару кадров — вот это точно будет на первую полосу!
Исаков отсалютовал мне по-пионерски, я в ответ тоже изобразил приветствие.
Под громыхающие песни Пахмутовой людская река следовала мимо пивбара-костела, музея-собора и памятника Ленину, мимо сооруженной тут же трибуны с всевозможными первыми и вторыми секретарями, и председателями, и заместителями, и ветеранами
Ветеранов было много, тех, настоящих, спасших мир от нацизма. Крепкие, мощные старики, они стояли у трибуны и приветствовали будущее… Будущее, которое еще предстояло определить…
Трибуну фотографировал Стариков. У меня фото высоких чинов получались плохо: то пузо торчит, то рожа кривая, то муха на шапке ползает. Светлова меня за такое мягко журила, хотя и похихикивала. Но — зачем искушать судьбу без крайней необходимости, пусть Женёк снимает. Он профессионал!
По пути к месту основных событий мне встретился Осип Викторович Чуйко и его жена — Людмила Владимировна Чуйко. То есть — мои дед с бабушкой. Я тепло поздоровался с дедом, он поблагодарил за статью, а бабушка распереживалась за фотографии с кислыми лицами.