Главным открытием сегодняшнего вечера для меня стал… отец. Тот мудрый и рассудительный школьный учитель, каким запомнился мне папа с детства, в реальности оказался тридцатилетним балбесом. Я и раньше допускал мысль, что мой родитель не был идеальным. Однако не предполагал, что Виктор Егорович неидеален… настолько. Мне вспомнились дурацкие выходки сыновей, их наивные рассуждения о жизни, попытки моих мальчиков выглядеть умными и взрослыми. Всё то же самое сегодня вечером я увидел в исполнении своего отца. «В кого-то же они должны были уродиться. Теперь точно вижу, что жена их не нагуляла», — мысленно пошутил я.
Меня порадовало, что Витя (всё чаще про себя называл отца именно так) и Надя быстро нашли общий язык. Вот и сейчас они мило ворковали, будто лучшие приятели (а то и любовники). Иванова всё увереннее сжимала Витин локоть (мне даже показалось, что изредка приживалась к нему грудью). Куда только подевалось Надино пренебрежительное отношение к однокласснику? Наверняка — туда же, куда отправилось неуверенное заикание Виктора Егоровича (папа к полуночи обрёл способность внятно говорить — лил байки и шуточки на уши своей спутницы нескончаемым потоком). «Всё же и от меня в нём тоже что-то есть», — подумал я.
А ещё я отметил, что в нападении хулиганов не осталось нужды. Для «соединения одиноких сердец» всего-то и следовало (как оказалось): свести вместе эту изголодавшуюся по вниманию со стороны противоположного пола парочку. Охотно верил (теперь) Надиным словам о том, что «Витька Солнцев» был влюблён в неё со школьных времён. И заподозрил, что Надежда Сергеевна Иванова и раньше не была равнодушна к своему бывшему однокласснику (женская душа — потёмки, как гласила мудрая народная пословица). Я изображал ребёнка, Надя радостно улыбалась (и словно помолодела), Виктор Солнцев выпячивал грудь и «пел соловьём»…
Нужды в хулиганах не осталось.
А вот сами заказанные (и проплаченные авансом) «злодеи» дежурили в оговоренном месте.
Я увидел их первым (и уловил в воздухе запах табачного дыма). Заметил, как две широкоплечие человеческие фигуры бесшумно вспорхнули с лавки (будто по неслышному сигналу) и устремились нам навстречу. Мужчины, определил я по их походке. Оба — пониже Вити Солнцева, но массивные, будто тяжелоатлеты. «Злодеи» переглянулись, в кусты метнулись две крохотные яркие кометы — полетели выброшенные и не погашенные сигареты. Меня «злодеи» словно не заметили — молча прошли мимо. Хотя мне почудилось, что один из мужчин мне подмигнул (но это могло и померещиться: фонари около «заветной» лавки не работали).
«Злодеи» пропустили меня, но преградили путь Наде Ивановой и Вите Солнцеву — те остановились, растерянно переглянулись. Я увидел перед собой при свете луны две широкие спины в тёмных пиджаках и коротко стриженые затылки под кепками «хулиганками». Мужчины картинно подпёрли кулаками бока, громко сплюнули себе под ноги. В сравнении со «злодеями» Надежда Сергеевна выглядела маленькой девочкой, а Виктор Егорович казался болезненно худым и длинным. Мне вдруг почудилось, что Надя пугливо пискнула, а отцовские плечи поникли, его спина вновь ссутулилась — папа будто стал ниже ростом (почти сравнялся со стоявшими у него на пути мужчинами).
— И кто тут у нас⁈ — излишне весело воскликнул один из «злодеев».
Его голос показался мне похожим на скрип диванных пружин.
— Ты глянь, какая симпотная цыпа у этого пацанчика! — сказал второй.
Он раскинул руки, точно предлагал Наде с ним обняться.
Витя и Надя вновь обменялись взглядами. Я не разглядел выражения их лиц. Но моё воображение подсказало: Иванова и Солнцев пока не сообразили, что происходило.
«Только не бежать!» — мысленно скомандовал я отцу.
Заметил, что Надины коленки дрогнули.
— Витя!.. — пролепетала Надежда Сергеевна.
Она отшатнулась, спряталась за спину своего спутника.
Резкий порыв ветра наклонил над ней ветви тополей — он будто желал спрятать женщину в их тени.
Луна блеснула в Надиных глазах.
А Витя выставил перед собой согнутые в локтях руки (точно отгораживался от «хулиганов»), втянул голову в ворот рубашки — плечи на его пиджаке нелепо оттопырились.
Я снова пожалел, что в темноте не видел выражение папиного лица.
«Не бежать!» — вновь отправил я отцу мысленный посыл.
«Злодеи» наигранно хохотнули (уж слишком по-злодейски). Демонстративно сжали кулаки. И вновь сплюнули — папе под ноги.
— Ты можешь идти, пацан, — сказал первый «злодей». — Ты нам не нужен.
Обращался он не ко мне — к Виктору Солнцеву.
— А вот с твоей кралей мы немного пожамкаемся! — добавил второй.
Он протянул к Мишиной маме руку, будто собирался пощекотать её пальцем.
— Ладно, — пролепетал Виктор Егорович Солнцев.
Он стряхнул со своей руки Надины ладони.
И шагнул навстречу «хулиганам».
Два удара (я их толком и не увидел в темноте), две кепки полетели на тротуар, две человеческие фигуры (будто срубленные деревья) повалились на землю.
Мужчины упали… и замерли на тротуаре (нелепо разбросав руки и подогнув ноги).
А Солнцев пробормотал:
— Простите, Наденька. Я не сдержался.
Глава 11
Яркий солнечный диск нехотя выползал из-за домов. Его лучи заставляли блестеть пыльные оконные стёкла, наполняли весенней сочностью пока ещё зелёную листву тополей. Суетливо грохотали на проезжей части автомобили. Дрожали и гудели провода, терзаемые штанговыми токоприёмниками троллейбусов. С выцветших плакатов на стенах домов осматривали улицу рабочие и колхозницы. Наряженные в одинаковую школьную форму дети, будто призраки лениво переставляли ноги, небольшими стайками и поодиночке направлялись к школе. И только сновавшие по тротуару рядом с автобусной остановкой голуби выглядели бодрыми и активными — склоняли на бок головы, посматривали на немолодую женщину, уже торговавшую с утра пораньше семечками.
По дороге к школе говорил в основном Вовчик. Он, как и голуби, по утрам всегда был бодрым и активным (таким он оставался всегда — ещё в больнице я убедился, что рыжий разговаривал и во сне). Мальчик сутулился под тяжестью ранца (он редко проверял, какие именно нести сегодня книги — таскал с собой едва ли не все учебники). Шаркал подошвами ботинок — пинал все встречные камешки. И не умолкал ни на минуту. По утрам Вовчик заменял мне сводки новостей и социальные сети. От него я узнавал, какие новые подвиги случились в СССР за прошлый вечер и ночь. Выслушивал отчёты о спортивных состязаниях и прогнозы на ближайшие футбольные матчи. А ещё узнавал о событиях в личной жизни более-менее значимых людей из нашей школы.
Зоя Каховская ранним утром обычно мало чем отличалась от нормальных (не конопатых) советских школьников. Девочка вполуха слушала рассказы нашего рыжего спутника, лениво посматривала по сторонам, зевала. Так она вела себя едва ли не перед каждым учебным днём. Но не сегодня. Этим утром Зоя вышагивала по правую руку от меня задумчивая — пусть и слегка заторможенная, но не сонная (при мне она сегодня ни разу не зевнула). Изредка девочка поворачивала голову, но посматривала не на Вовчика — заглядывала мне в лицо (будто хотела задать вопрос, но не решалась). Рыжий странностей в Зоином поведении не замечал — не прерывая монолог, он здоровался со всеми встречными. А вот я несколько раз вопросительно вскидывал брови.
Каховская в ответ лишь покачивала головой (и стянутыми в хвост волосами), на манер своего отца прищуривала левый глаз. Я не сомневался: ничего хорошего этот её хитрый прищур не предвещал. Невольно перебирал в памяти все свои возможные «косяки». Вдруг ощутил в голове «пустоту» вместо воспоминаний, будто проснулся после бурной корпоративной вечеринки: догадывался, что точно наломал дров — но что именно натворил, не помнил. Да и про эти «дрова» говорила не собственная память, а Зоин взгляд. Каховская сегодня отбросила привычный образ «верной подруги», не казалась и «девочкой-одноклассницей». Она вела себя, как начальник (председатель Совета отряда четвёртого «А» класса) — казалась мне эдаким «должностным лицом».