Шеф, кажется, готов был меня убить. Еще не дождавшись реакции сверху на первый эксперимент — с браконьерами — он ввязывался в новую авантюру. Для него вообще были несвойственны авантюры: он был настоящим партийцем, преданным коммунистом, окончил Высшую Партийную школу в Минске, и именно из райкома его перевели на должность главного редактора. К его чести — он и журфак окончил, заочно. Но эксперименты, всякие неожиданные кульбиты — не-е-ет. Он, конечно, был не против, чтобы в газете постоянно что-то происходило, но очень боялся, как бы чего не случилось.
— Так мы договорились? Значит, сначала — материал про базу, потом — в начале июня я Белозора у тебя на пару дней заберу, — потер руки Исаков.
В этот момент в кабинет вошла Фаечка с подносом. Красивая, молодая — но с дурацкой химзавивочной прической, как у многих женщин нынче, и не менее дурацкой привычкой бесконечно трепать языком с коллегами о чужой личной жизни — как у многих женщин во все времена.
Старательно стреляя глазками на Исакова, Фаина свет Адамовна, грациозно изогнувшись, поставила поднос с кофе и сладостями на столик. Конечно, лицом она расположилась к шефу, меня проигнорировала, а выдающиеся свои формы, обтянутые строгой юбкой, продемонстрировала импозантному гостю.
Молодой директор разве что не облизывался.
Чашек было две, потому мне оставалось только сказать:
— Ну, тогда я жду команды? Да пошел я?
Исаков погрозил мне пальцем и хохотнул. Шеф только вяло отмахнулся.
— Гера! — сказал Стариков, заглянув в мой кабинет. — Пошли обедать.
— Есть предложения?
— А есть варианты? В столовую ПДО, ясен пень! У Волкова кормят дешево и вкусно. И поварихи — огонь! Не женщины, а взбитые сливки.
Это было даже интересно — посмотреть на женщин-взбитые сливки. Услышав слово «обед», нарисовался и Юрий Анатольич:
— Хлопцы, я тут про столовую слыхал… Шеф вон с Исаковым кофеи распивает, так мы можем вместе сгонять, а?
— О! — Женьку такая идея явно понравилась. — Ещё и прокатимся!
Арина Петровна тоже собиралась на обед, и, столкнувшись с нашей троицей в коридоре, подозрительно и серьезно нас оглядела:
— Куда это вы с такими довольными лицами?
— Военная тайна! — ответил Анатольич.
Он был большой специалист по теме поесть, поспать и по бабам. Они у него по струнке ходили. Все, кроме жены.
Когда мы добрались до столовой ПДО, я постепенно начал выпадать в осадок. Советские столовки мнились мне чем-то схожим с нашей студенческой едальней: обшарпанной, с толстыми громогласными тетками и покоцанными стаканами. А тут, у деревообработчиков, всё было скорее как в приличном бистро в ретро-стиле: на стене — репродукция картины Шишкина — с медведями, чистые белые скатерти, даже цветы в вазах. Посуда — сверкающая, подносы — новые, ярко-красные, подавальщицы и кассир — такие благодушные приятные молодки, по которым сразу видно — еда тут очень вкусная и питательная. А выпечка… Пирожки с повидлом пахли так одуряюще, что я один за другим положил себе на поднос, рядом с борщом, салатом и пловом целых четыре штуки.
И компот!
Глава 12,
в которой запахло колбасой, камсой и жареным
«Длинное и синее, пахнет колбасой,» — угадайте, что это? Правильно, поезд Москва-Брест. Я стоял на железнодорожном вокзале и дышал запахом мазута, человеческой суеты и вареных яиц. Почему на вокзале постоянно пахнет вареными яйцами?
— Дизель-поезд сообщением Калинковичи-Гомель прибывает к первой посадочной платформе! — на удивление ясно и понятно сообщила приятным голосом дежурная по станции.
Калинковический дизель прибывал, а до Московского пассажирского было еще минут двадцать. Дачники торопились к поезду, нагруженные котомками и авоськами: деловитые бабушки в платочках, редкие дедушки с сосредоточенными лицами, толстые крикливые тетки… Студенты гомонили и курили, и хохотали над всякой чепухой, и плевали шелуху от семечек на траву. Облезлая псина чесалась и зевала под лавкой, безбожно разевая пасть, демонстрируя всем розовый язык и белоснежные зубы.
— Товарищи! А где электричка? Почему — дизель-поезд? Электричка на Гомель будет? — суетился какой-то интеллигентного вида субъект у колонны пешеходного моста.
Выглядел он неплохо — кремовый костюм, такая же шляпа, коричневые туфли, академическая бородка… На него смотрели удивленно.
— Товарищи, я ведь билет купил, я на Гомель уеду?
— Уедете, не переживайте, — откликнулся я. — Дизель — та же электричка. Пригородный поезд. Просто тянет его тепловоз. У нас на Полесье контактные провода не протянули еще. И долго еще не протянут, думаю — лет пятьдесят…
Мужчина сначала облегченно кивнул, а потом поинтересовался:
— А почему вы говорите, что лет пятьдесят не протянут? Мы же через пятьдесят лет на Марсе города будем строить! Или как?
— Да-да, наверняка построим, и на Луне, и на Марсе, и на Ганимеде. Но Полесье — это Полесье. Даже мелиорация не очень-то помогла. В общем — не нервничайте, спокойно садитесь на дизель и езжайте в Гомель. Вы ведь не местный, да?
— А что — так заметно? Из Смоленска, лекции в ветеринарном техникуме у вас читал… Надо же — дизель! — хмыкнул он.
Гоня перед собой ветер, к перрону, грохоча колесами, подъезжал состав. На хищной морде локомотива красовался советский герб, за стеклом кабины улыбался машинист и что-то говорил своему товарищу, а потом по-хулигански выдал гудок — звонкий, задорный. Народ засуетился, забегал, высчитывая удобную позицию, чтобы половчее запрыгнуть в вагон через головы выходящих пассажиров.
— Гера! — сказал несколько гнусаво знакомый голос. — Доброго дня.
Передо мной стоял Тимоха Сапунов и протягивал руку для приветствия. Я сразу напрягся, а потом разглядел конкретную синеву под глазами, которая осталась после моего «бычка» в переносицу, убедился, что он абсолютно трезвый, и протянул руку в ответ:
— Привет, Тимох. Что — перемирие?
— Ну да. Нечего нам делить, да и незачем. Хотя вот та краля, с которой ты был…
— Но-но! Тут как в музее — глазами смотри, руками не трогай. Ты вон к общаге педучилища на охоту сходи, пока сессия не началась. Только пуговицы с гульфика убери, смотрится стремно.
— А… А! Модно ж вроде?
— Модно будет говно кушать — тоже начнешь?
— Тьфу, Гера, чего ты такой вредный стал? — отмахнулся Сапун. А потом поинтересовался: — Ты вообще зачем сюда пришел?
— Затем же, зачем и ты. За посылочкой.
— А… Из Москвы?
— Ну не из Калинкович же!
— Слушай, а давай после того, как Федоса встретим — пивка бахнем в «Белом Аисте»? Как раз дела наши обсудим…
Вот же! И он Федоса ждет. Но у меня — детали по заказу Езерского-старшего, для металлоискателя, и дорогущий диктофон, а у него что? Что Тимоху нужно в Москве?
— Ладно, черт с тобой. Выпьем пива, хотя у меня рабочий день еще. Шеф учует — сожрет меня.
— А ты скажи, что это, как его… Интервью у меня брал, во! — ухмыльнулся Тимох.
— А ты дашь?
— Чего дашь? — вдруг резко отупел он.
— Интервью! — рявкнул я.
— А-а-а-а! А про что?
— Да хоть как район на район ходите, м?
— Ты чего, Гера? Охренел? Я не стукач!
— А мы без имен и фамилий, но в красках…
— Так все ж и так всё знают! Нахрена оно тебе?
— Для дела. Вот смотри: ребята у нас в Дубровице свирепые, храбрые, бойцы что надо! А зал бокса — один! Еще секция по борьбе есть — и на этом всё. Нечем, получается, пацанам заняться! Нужен дворец боевых видов спорта, а? Самбо, борьба, рукопашный бой, тот же бокс — мало ли что? Чтобы не только школьники — а все желающие могли приходить по вечерам, заниматься, повышать свой уровень! Мы ж всех порвем, областные соревнования точно возьмем, а там — республика, Союз! — я вещал ему про Нью-Васюки вдохновенно, с огнем в глазах, потому что сам верил в то, что говорил.
Глаза Тимохи, кажется, тоже загорелись:
— У нас такие талантливые малолетки есть на Розе, и на Песках, и на Болоте… Чемпионы просто, смекаешь?! Но я им просто этого не говорю, чтоб не выеживались! Знаешь — мне очень нравится ход твоих мыслей. Я бы сам к толковому тренеру походил, позанимался. Вон ты как нас укатал… — и потер переносицу. — А всё — пьянство и отсутствие практики!