Я пошевелился, но голову не приподнял: сил на такой подвиг не нашёл. Однако отметил, что боль не вернулась. Да и сердце уже не металась в груди — выровняло ритм: погонявший его испуг схлынул. Я тут же вспомнил, кто я и где. Улыбнулся — чтобы успокоить смотревшую на меня с неба Зою. Каховская замолчала, шмыгнула носом (будто переняла эту привычку у Вовчика). Прижала ладонь к моему лбу (проверила, нет ли у меня жара?). При мысли о жаре волна холода прокатилась по коже вдоль моего позвоночника. Я вздрогнул; заморгал — к собственному удивлению, всё же отогнал воспоминания. Поднёс к своему лицу руки — проверил их на наличие ожогов (заметил на коже лишь несколько уже подживших ссадин).

— Как он? — раздался справа от меня голос Зотовой. — Может, скорую всё же вызовем?

Я скосил взгляд — увидел в шаге от себя Зоину соперницу.

Та переминалась с ноги на ногу, нервно покусывала губы.

— Уходи, Светка! — неожиданно грозно сказала Каховская. — Объяснила ведь тебе: с Мишей всё будет нормально. С ним подобные приступы временами случаются. Ничего страшного. И нечего на него смотреть. Он тебе не страус в зоопарке, чтобы его разглядывать!

— А тебе, значит, можно на него пялиться? — сказала Зотова.

— Мне — можно, — ответила Зоя. — Уходи.

Услышал, как Зотова возмущённо хмыкнула. Увидел, как Света вскинула руки — словно окатила меня и Каховскую невидимыми брызгами. Небо слегка потемнело — то спрятался за облако спустившийся к крышам домов солнечный диск.

— И ладно! — воскликнула Зотова.

Курносая девчонка взглянула мне в глазах в поисках поддержки — не получила её.

— Ну и… сами разбирайтесь со своими припадками! — сказала она.

Зотова резко развернулась — исчезла из моего поля зрения. Зоя победно усмехнулась. Я услышал Светины шаги — громкие, отчётливые (будто Зотова нарочно долбила по асфальту каблуками). Каховская выждала, пока наша одноклассница удалится.

И вновь посмотрела на меня.

— Что с ней случится? — спросила Зоя.

Говорила она тихо, едва ли не шёпотом.

Я не ответил.

Каховская скривила губы.

— Только не делай такое лицо, Иванов, — сказала она. — Думаешь, я ни разу не слышала, как об этих твоих приступах шушукались мои родители?

Зоя заглянула мне в глаза.

— Она умрёт? — спросила Каховская. — Когда?

— Пятнадцатого октября тысяча девятьсот восемьдесят четвёртого года, — ответил я. — В понедельник утром, за час до начала первого урока.

Глава 15

Тёплая ладошка отпрянула от моего лба — накрыла Зоины губы. Мне почудилось, что Каховская сдавленно пискнула (или не почудилось). Я заметил, в глазах девочки влажный блеск — когда Зоя Каховская посмотрела вслед нашей однокласснице (Света Зотова торопливо отдалявшейся от нас и от Дворца спорта). Зоины бёдра под моим затылком дрогнули, будто Каховская попыталась встать на ноги. Но девочка то ли передумала, то ли не решилась уронить на землю мою голову. Я всё же сумел повернуться на бок, приподнялся на локте. Заметил наматывавших вокруг нас круги разномастных голубей (те склоняли набок головы, разглядывали меня и Каховскую глазами-пуговками).

Уселся на асфальт. Тот подо мной покачнулся — я опёрся о Зоино плечо (девочка подставила его с готовностью, придержала меня под локоть). Я отметил, что пролежал на земле недолго (судя по тому, что ко мне не спешила толпа помощников и спасителей). Вместе с Зоей около минуты наблюдал за тем, как Зотова дошла до не работавшего питьевого фонтанчика (Света шагала с прямой спиной, будто чувствовала на себе наши взгляды). Зотова свернула с главной дорожки, скрылась за кустом-изгородью. Я заметил, как оживились ветви кустарников: закачались, зашуршали листвой. Зоя Каховская вздохнула-всхлипнула, точно уже оплакивала Светлану, ставшую вдруг для неё закадычной подругой.

Девочка спросила:

— Что с ней случится?

Я не чувствовал желания пересказывать Зое своё недавнее видение. Почувствовал во рту вкус крови (всё же прокусил губу). Ощупал ранку языкам.

— Ничего ужасного с Зотовой не произойдёт, — сказал я. — Теперь.

С трудом, но всё же встал с асфальта. Пошатнулся. Каховская вскочила, ринулась ко мне, придержала моё тело за талию. Я выждал, пока завершится под ногами качка. Взглядом нашел лежавшую в стороне сумку, неуверенно прошёл отделявшие меня от неё метры (под строгим Зоиным контролем). Но не позволил Зое нести мою ношу. Потому что не считал себя немощным или больным. Уже изучил свои приступы — не сомневался, что через четверть часа в память об очередном видении у меня останется лишь плохое настроение, да метка в виде синевы над губой (которую хотел скрыть от взора Надежды Сергеевну, чтобы не травмировать Мишиной маме психику). Взглянул на Каховскую, жестом показал ей, что пора идти.

Девочка не спорила; взяла меня под руку, повела по аллее.

— И что говорили о моих приступах твои родители? — спросил я.

Зоя дёрнула плечом, будто испуганно вздрогнула, пойманная «на месте преступления». Не встретилась со мной взглядом — посмотрела на кусты, словно заметила среди ветвей нечто любопытное. Она снова стала ведомой в нашей паре, едва мы отошли на десяток метров от места моего недавнего падения

— Я знаю, почему у тебя случаются приступы, — сказала Каховская.

Провела кончиком языка по губам.

— Слышала, как мама и папа говорили об этих твоих припадках.

Зоя опустила взгляд.

— Так… случайно получилось. Прости.

Девочка пожала плечами.

— Они о тебе часто разговаривают — попробуй тут не услышать. Спорят, ругаются. Почти каждый день, когда папа дома.

Зоя замолчала — будто о чём-то задумалась.

Мы шагали вдоль кустов молча, под трели прятавшихся в тополиных кронах птиц.

Пока я вновь не спросил:

— Что ещё ты от них обо мне услышала?

Девочка обречённо вздохнула.

Неохотно ответила:

— Ты видишь… как умирают люди.

Зоя бросила на моё лицо взгляд: проверила, не обидела ли меня своим признанием.

— Так говорили мои папа и мама, — сообщила Каховская. — Но ведь это… правда?

Девочка остановилась; не выпустила мою руку — удержала на месте и меня.

— Миша, отвечай, — велела она.

Я кивнул.

Каховская прицелилась в меня левым глазом.

— Мама поэтому заставила меня пожимать тебе руку? — сказала Зоя. — Чтобы узнать…

Она дёрнула плечами, словно поёжилась от холода.

Сказала:

— Страшно.

Спросила:

— Миша, тебе было страшно, когда ты… видел это?

— Иногда…

Мы вновь зашагали вдоль зелёной изгороди. Ветер усиливался: он почти к самой земле наклонял верхушки пожелтевшей травы, гонял по земле сорванные с деревьев (зелёные) листья и конфетные фантики, протаскивал по небу громадины облаков. Зоя задумалась. Она шевелила бровями, покусывала губы — будто представляла, что чувствовала бы, очутившись в шкуре других людей за минуты до их смерти. А я размышлял о Свете Зотовой. Потому что теперь не сомневался в том, что видел её лицо в прошлой жизни: на чёрно-белой фотографии, которую показывал аудитории канала в одном из своих роликов. На том снимке Зотова не улыбалась. Я сознательно подобрал такое фото: чтобы вызвать у зрителей сочувствие к судьбе светловолосой курносой девочки.

— Не переживай, Миша, — сказала Каховская, — мама теперь не позовёт тебя на эти её дурацкие гадания. Тебе не придётся хватать за руки её подружек.

— Откуда ты знаешь?

Зоя усмехнулась.

— Слышала, — сказала она. — Мама с папой так орали друг на друга, что и соседи их слышали… наверное. Из-за тебя ругались, между прочим. Мама даже поплакала. Но папа от этого только сильнее разозлился. Не помню, чтобы он раньше не маму так кричал.

Каховская легонько дёрнула меня за руку.

— Папа потребовал, чтобы мама «завязывала со своим шаманством». Он так ей и сказал. Говорил, что ты не шаманский бубен и не «блюдечко с яблочком». И что мамины глупые игры до добра не доведут. И ещё: он не хочет рисковать жизнью и судьбой дочери. Я так и не поняла, причём здесь я.