Сделала шаг назад, увеличив между нами дистанцию.

– Прости, Пупсик, – сказала она.

– Ничего.

– Не знаю, что на меня нашло. Я не хотела.

Решительный настрой Маи испарился. Теперь она казалась обиженной и растерянной.

– Ты можешь толком объяснить, что случилось? – сказал я. – Что ты желаешь от меня услышать?

Мая набрала в грудь воздух и выдала скороговоркой на выдохе:

– Ты не захотел ехать со мной, потому что встречаешься здесь с моей мамой? Это так? Где она?

Мая прикусила губу, вновь нахмурилась. Сжала рукоять шпаги.

– Кто?! – спросил я. – Что за бред ты несешь?

Кивнул на стол.

– Я работаю! Видишь?

Мая посмотрела на многочисленные рисунки, на кувшин с вином, на хлебные крошки. Спросила:

– А мама?

– Что, мама?

– Где она?!

Я пожал плечами.

– Странный вопрос. Откуда я это знаю? Почему ты спрашиваешь о ней у меня?

– Почему?!

Мая вновь громыхнула каблуком по полу, звякнула шпорой.

– Признавайся!

– В чем?

– Вы с ней… любовники?!

– Что?!

«Обалдеть! Впервые участвую в сцене ревности!»

«Я тоже», – сказал Ордош.

Я изобразил на лице удивление (на протяжении недели тренировался делать это, стоя перед зеркалом – понял, что важна не только улыбка). Уверен, получилось хорошо, вполне искренне. Спросил:

– С ума сошла?! Что за глупости ты несешь?!

– Говори! – прокричала Мая, снова топнув ногой. – Не увиливай от ответа!!

«Она прекрасна даже в гневе! – сказал Ордош. – Моя девочка!»

«Как бы твоя девочка не проткнула нас шпагой», – сказал я, наблюдая за тем, как рука Маи стискивает рукоять.

«Не страшно. Вылечимся. Пусть потешится!»

«Нет, уж, колдун! Не желаю, чтобы надо мной так… тешились!»

Я встал, шагнул к Мае, положил руки ей на талию. Вдохнул запах ее духов и конского пота. Рукоять шпаги уткнулась мне в… ниже пояса.

– Не понимаю, в чем и почему ты меня обвиняешь, – сказал я. – Твои слова обидны и несправедливы.

Приблизил лицо к голове жены и тихо произнес у самого ее уха:

– Мне нужна только ты! Не великая герцогиня, ни кто-либо еще. Только ты, Мая! Я хочу быть с тобой. Я говорил тебе об этом. Говорю снова. И никогда не устану это повторять.

Мая сглотнула.

– Какая прелесть, – сказала она. – Это… правда?

Мая отстранилась. В ее глазах блеснула влага.

– Конечно! – сказал я. – Никогда в этом мире я не… у меня не было близости ни с одной женщиной, кроме тебя. Клянусь!

«Не стыдно обманывать жену?» – спросил Ордош.

«Я ее не обманываю! В этом мире я до той ночи в общежитии был девственником», – сказал я.

«Я не об этом говорю. А о твоем, якобы, желании быть рядом с ней. Ведь ты же, Сигей, этого не хочешь».

«И здесь я тоже был наполовину честен, колдун. Я сказал половину правды. Ведь ты мечтаешь провести с ней остаток своих дней? Да? Мечтаешь – знаю. А мы с тобой вдвоем обитаем в теле принца. Значит, половина Пупсика в нее, действительно, влюблена».

– А как же мама? – спросила Мая.

– Причем здесь твоя мама?! – сказал я.

– Ну… Она спала в твоей комнате. Мне служанка об этом рассказала.

– И что?

– Как это, что?! Считаешь, это нормально? Какая прелесть! Почему она там оказалась?

– А почему ты об этом спрашиваешь у меня? – сказал я. – Я спал в твоей комнате. Ты забыла? Задай свой вопрос маме!

– Не могу, – сказала Мая. – Ее нет во дворце. Сказала, что вернется вечером.

Она всхлипнула.

– Я подумала… что она здесь! С тобой!

– Глупости!

«Расплачется? – сказал я. – И кто здесь представитель сильного пола? Я? Или она?»

Я положил руку Мае на затылок, прижал ее лоб к своей груди. Мая шмыгнула носом. Я погладил ее по голове, успокаивая.

«Женщины в этом мире остались женщинами, – сказал Ордош. – Здесь просто больше нет мужчин. Не было. До нашего появления».

«Ну, конечно, – проворчал я. – Теперь-то мы им всем покажем, кто тут доминирует! Назло всем женщинам не пророню ни слезинки!»

Мая отстранилась. Совсем по-детски утерла нос рукой.

– Пупсик! Я тебя ни в чем не обвиняю. Но ты должен сказать мне правду!

– Уже.

– Что, уже? – не поняла Мая.

– Сказал. Между мной и твоей мамой ничего нет.

«Пока».

«Кобель».

– Я!..

Мая вдруг поморщилась. Огляделась.

– Чем у тебя здесь пахнет?

«Кое-кто пропах конским потом».

«Не вздумай такое ляпнуть, дубина!»

– Я недавно ел вяленое мясо. Тебе не нравится его запах?

Мая поднесла пальцы к губам.

– Кажется, меня сейчас стошнит, – сказала она. – Где у тебя уборная?

Я показал.

Звеня шпорами, Мая устремилась к приоткрытой двери.

«Довел девочку! – сказал Ордош. – Перенервничала».

«Я довел?! Да твоя девочка сама кого угодно до истерики доведет!»

«Не наговаривай на нее, дубина! Всегда за все несет ответственность мужчина! Если, конечно, он мужчина, а не кастрюля. Запомни!»

«Ты еще поучи меня щи варить».

Вернулась Мая. Румянец сошел с ее лица. Теперь она казалась бледной.

– Ты… как себя чувствуешь? – спросил я.

– Все нормально, Пупсик. Не нужно было мне есть то пирожное, что принесла служанка. Тем более что оно оказалось невкусным.

– Ты отравилась?

– Наверное, – сказала Мая. – Какая прелесть!

Я почувствовал, как Ордош сплел заклинание. Судя по промелькнувшим в голове строчкам из стихотворения Лермонтова, колдун бросил в Маю малую регенерацию.

– Хочешь, угощу тебя крепким чаем? – спросил я. – Тебе станет легче.

Мая положила руку на живот. К чему-то прислушалась.

– Уже прошло.

– Чай? – предложил я.

– Нет, – сказала Мая. – Я бы с удовольствием, но…

– Так в чем дело?

– Там, внизу, Уголек. Один. Как бы он чего не натворил – он может, когда ему скучно. Нельзя его оставлять на улице одного надолго.

«Вот и будет повод испробовать новый рецепт пирога из конины!»

«Живодер. Забыл, что плита осталась в общежитии?»

«Точно!»

Настроение испортилось.

– Может, все же поедем ко мне? – спросила Мая.

– Не могу, – ответил я и вновь кивнул на стол. – Я еще не закончил. Надеюсь, смогу все доделать до утра. Хотя и не уверен в этом.

– Жаль. Расскажешь потом, что у тебя получилось?

– Обязательно.

– Завтра вернусь в общежитие до обеда, – сказала Мая. – Заехать за тобой?

– Если хочешь.

– Хочу.

– Тогда до завтра.

– До завтра.

«Поцелуй ее, дубина!»

«Знаю!»

Я шагнул к нашей жене, поцеловал ее.

«Доволен?» – спросил я, когда Мая ушла.

«Вполне, – сказал Ордош. – Жене поцелуй понравился. А значит, прошлую жизнь ты прожил не зря: кое-чему все-таки научился».

Глава 13

Рунный замок на полу я дорисовал уже после полуночи. Кисть использовать не стал. Выводил на паркете завитушки рун пальцем.

Представляю, как выглядел со стороны: кудрявый мальчишка, по локоть измазанный в крови, ползает на четвереньках по полу, одной рукой рисуя полосы, другой — вытирая с паркета кровавые брызги. «Какая прелесть!» — сказала бы Мая.

«А если добавить к этой картине твою постоянную глупую улыбочку – совсем жуткое зрелище получится», — сказал Ордош.

«Это теперь и твоя улыбочка тоже, колдун. Не я ее привнес в наш образ. Мы получили ее в наследство от предыдущего владельца тела».

«Вот только я бы от нее давно уже избавился. А ты любуешься на нее в зеркало».

«Я для общего блага стараюсь! В нашем Пупсике слишком много странностей. Так пусть хотя бы выглядит милым и безобидным».

«Не милым и безобидным ты кажешься, а дурачком!»

«Здесь всех мужчин считают дурачками, зачем же нам выделяться? – сказал я. — Твоей Мае я нравлюсь. Великой герцогине тоже. Значит, мы выглядим именно так, как нужно. А если кто-то окажется моей улыбкой недоволен — ты можешь превратить его в порошок. Расслабься, колдун. Тебе давно пора избавиться от подростковых комплексов».