- Что за расспросы?! - возмутился господин в сером. – Это просто смешно! На каком основании вы пристаёте к отдыхающим? Мы будем жаловаться! – у него тоже был немецкий акцент, но гораздо сильнее выраженный, чем у его подопечного.

- Я ни с кем не знакомился, - ответил юноша. – А теперь мне действительно пора.

Он двинулся прочь со своим телохранителем. Я проводил его взглядом, не зная, что ещё сказать. Допрос получился неудачным – это следовало признать. Впрочем, этот рассеянный юноша не походил на чудовище, пытающее и убивающее по ночам женщин. С другой стороны, так ли редко демоны приобретают обличье ангелов?

Вдруг молодой человек остановился и медленно обернулся. Лицо у него было снова бледно.

- А знаете, - сказал он, глядя на меня, - пока я говорил с вами, у меня возникло странное ощущение… Будто вы скоро окажетесь на волосок от гибели. Не знаю только, как и когда это будет. Но, наверное, скоро.

С этими словами он пошёл дальше, опираясь на руку провожатого. Господин в сером недовольно обернулся на меня, однако ничего не сказал.

Меня неприятно поразили слова юноши. В основном, из-за того, с какой интонацией они были произнесены – какая-то обречённость слышалась в них, и это пугало больше, чем смыл сказанного. Да и смерть возлюбленной он верно предсказал. Впрочем, висеть на волоске от гибели - это ещё не погибнуть. Сколько раз я скользил по краю?

Вернувшись в машину, я пересказал Вернеру беседу с юношей.

- Видите, он совершенно безумен, – проговорил тот, когда я замолчал. – Это мания. Ему теперь кажется, что все, кого он встречает, скоро умрут. Надеюсь, Майнер ему поможет. Уверен, это временное явление, вызванное помутнением рассудка из-за гибели возлюбленной.

- А мне кажется, мы потеряли время! – с досадой отозвался я.

- Вижу, этот парень огорчил вас. Не берите в голову. Это просто фантазии больного человека. Куда вы теперь?

- К себе. Только завезу вас домой.

На самом деле я собирался посетить морг и осмотреть тела убитых. И сделать это я хотел без доктора, потому что тот, в общем-то, мог оказаться убийцей. Хоть Вернер и не прибыл в Брайтон на том же поезде, что и пострадавшие женщины, ничто не мешало ему высмотреть их на вокзале, затесавшись в толпу встречающих.

Конечно, трудно вообразить мотив, побуждающий Вернера жестоко расправляться с девушками по ночам, но, с другой стороны, я вообще не мог представить, чем руководствовался убийца. Что же касается доктора… Кто знает, как подействовала на него та история с дочкой лорда? Кажется, Вернер обладал довольно впечатлительной натурой, хоть и старался это скрывать. Возможно, иногда ему кажется, что он видит свою возлюбленную в других женщинах, и тогда… Интересно, кстати, что случилось с девушкой после того, как доктор изрубил на куски её отца.

Глава 58

До морга я добрался быстро, но никого там не застал. Пришлось искать сторожа. Помощника у Вернера не было, так что я оказался предоставлен самому себе. Сторож отпер мне дверь, когда я объяснил, что уполномочен расследовать дело. Сам он сел в уголке и закурил. Вид у него был сонный, а лицо опухшее, как у человека, который злоупотребляет алкоголем. За мной он не следил, а всё больше зевал, не удосуживаясь прикрывать рот ладонью.

Я нашёл тела убитых женщин. Это было несложно, потому что они больше походили на куски мяса, чем на людей, пусть и мёртвых. Следов кнута разглядеть не смог, потому что всё покрывали глубокие раны. Руки и ноги едва держались, у одной из жертв голова оказалась почти отрубленной. Были видны грубые стежки, которыми Вернер пришил её к шее.

Внимательно рассматривая трупы, я искал что-то необычное, что бросилось бы в глаза или просто показалось странным. Проверил ногти, но они были чистыми.

Хоть опыт у меня имелся, прикасаться к холодной безжизненной плоти было неприятно. Лишившись души, люди превращаются в подобия экспонатов. Они становятся… вещами. Пожалуй, это страшнее всего: понимать, что живое существо может вдруг превратиться из двигающегося, мыслящего и чувствующего в нечто безликое.

Запах стоял в морге нестерпимый, и я пожалел, что не воспользовался ментоловой мазью. Обычно её наносят под носом, чтобы заглушить вонь. Сдерживая рвотные позывы, я попросил сторожа перевернуть тела. Тот недовольно поворчал, но распоряжение выполнил.

- Тяжёлые, - проговорил он, отступив.

Похоже, убийца сосредоточил усилия на спинах своих жертв: на груди и животе повреждений почти не было. Я обратил особое внимание на запястья и лодыжки. Следы от верёвок отсутствовали. Значит, преступник не связывал женщин. Этого я не ожидал. Как такое возможно? Они не кричали и не сопротивлялись, хотя не были опутаны и могли свободно убежать. Или не могли? Я попытался представить ситуацию, в которой человек позволяет бить и рубить себя, не издавая при этом ни звука и не стараясь спастись. Наверное, это возможно лишь при условии, что жертва парализована. Возможно, даже не чувствует боли. Хм…

Я достал из саквояжа несколько препаратов и занялся экспертизой. Понадобилось около часа, чтобы выяснить, что жертвы не были опоены наркотиками, снотворным или анестезией. Подобные препараты не разлагаются полностью, и их следы всегда можно обнаружить. Выходит, женщины молчали по какой-то иной причине.

Жаль, что нельзя проверить, принимали ли эти женщины наркотик.

Собрав препараты, я раздвинул одной из убитых веки и от неожиданности отшатнулся. Я знал, что радужная оболочка меняет цвет после смерти, но впервые видел, чтобы глаз сморщился, как чернослив: он буквально ссохся и занимал внутри глазницы в два раза меньше места, чем положено! Как, интересно, Вернер объяснил бы это явление?

Я проверил глаза у второй жертвы – картина такая же. Тогда, воспользовавшись одним из инструментов, нашедшихся поблизости, я не без труда открыл женщинам рты: пришлось просунуть металл между стиснутыми зубами и давить, пока челюсти не сломались с сухим хрустом.

Наблюдавший за этой операцией сторож недовольно засопел.

- Нет человеку покоя ни на этом, ни на том свете! – пробормотал он. – Как будто мало над ними поиздевались.

Я проигнорировал обе реплики. Меня интересовали трупы. Я верил, что мертвецы способны многое рассказать внимательному «слушателю». И не про некромантию и даже не про посещение залов Чёрного зиккурата с душами.

Задержав дыхание, я заглянул в рот первой жертве, затем - второй. Как я и думал, языки были сморщены и черны – словно иссушены продолжительным отсутствием влаги. Такое, наверное, часто можно увидеть в пустыне – у тех, кто заблудился там и погиб, не добравшись до колодца – но не в Брайтоне, где вода бьёт из земли буквально на каждом шагу. По какой причине подобное могло случиться с женщинами здесь?

Я осмотрелся в поисках журнала вскрытия. В углу стояло небольшое старое бюро. В верхнем ящике я обнаружил кучу дешёвых шариковых ручек и карандашей. В другом лежали потрёпанные книги по медицине. Журнал нашёлся в третьем. Присев на стул, я пролистал страницы до последних записей.

Большую часть того, о чём счёл необходимым упомянуть доктор, я не понимал. Всё-таки, мои познания в медицине ограничивались тем, что я постиг в прежнем мире. Здесь я занимался, в основном, генетикой и связанными с ней вопросами. Причём – больше в теории.

Но кое-что заинтересовало меня: «Отвердение тела наступает обычно в течение трёх суток в зависимости от разных условий. Однако труп Кавендиш, доставленный в морг всего спустя несколько часов после смерти был уже полностью окоченевшим. Затем ткани начали размягчаться, суставам возвращалась гибкость. К вечеру тело стало дряблым и рыхлым, после чего процесс отвердения возобновился. За два часа до повторного окоченения я случайно обнаружил, что глазные яблоки и язык почернели и выглядят так, словно лишились всей влаги. Органы эти походят на сухофрукты и вид имеют отвратительный и жуткий». Последние слова доктор зачеркнул, должно быть, устыдившись собственной впечатлительности.