— Так... Пойдем, я тебе еще кое-чего подарю, — очевидно, принял какое-то решение Валиев.

Этот странный особист встал из-за стола, отдал мне документы и, напялив фуражку, повел меня за собой по коридору, поминутно останавливаясь, чтобы поздороваться с сослуживцами. Наконец он остановился у железной двери, достал из кармана чудовищного вида ключ, вставил его в замочную скважину и с хрустом провернул.

На металлических, местами тронутых ржавчиной стеллажах тут стояли огромные картонные коробки, деревянные ящики и бумажные свертки. Майор приставил табуретку и полез на самый верх.

— Вот, держи, — сказал он. — Это из неучтенки. Если что — нашел на обочине. Мне надо, чтобы ты до Мазари-Шарифа целый добрался, так что бери и не спорь!

Это был бронежилет. Я понятия не имею, когда бронежилеты появились в Советской армии, но вроде как до массового их применения было еще далеко! Увесистая такая кираса цвета хаки, килограмм пять, не меньше...

— От жары не подохну? — уточнил я.

— Лучше пропотеть, чем осколок схватить. Бери — и точка! Пойдем, отведу тебя в столовку, поешь — а я пока с Давыдовым определюсь, кого он тебе в ангелы-хранители назначит...

В столовой кормили рассольником, картофельным пюре и котлетками — теми самыми, в которых сухарей было больше, чем мяса. Но после многочасового перелета, несмотря на исстрадавшийся желудок, я сожрал всё это влёт, проглотил и стакан компота с сухофруктами и дожевывал кусочек черного хлеба, когда снова появился майор Валеев:

— Пойдем! Нашлись тебе ангелы-хранители, да такие, что самому завидно!

— Старшина Гумар! Старшина Даликатный! — представил майор мне двух подтянутых молодых служивых.

Пограничники! "А на плечах! У нас! Зеленые погоны..." К пограничникам я всегда испытывал определенный пиетет, отец мой (не Геры) служил в погранвойсках, да к тому же еще и старшиной погранзаставы, так что глядел на них я изначально с симпатией. А еще и фамилии...

— Белозор, Гера. Журналист, "Комсомольская правда", — я протянул руку для приветствия.

Погранцы переглянулись и руку мою пожимать не стали. Гумар — высокий, светловолосый, носатый, голубоглазый, с хитроватым лицом, проговорил:

— Извините, а журналисты — они не в Кабуле в основном, ну там при штабе, где пригожие связистки и героические генералы...

— Так это, хлопцы... — развел руками я. — Меня должны были тудой, через Ташкент, а десантура меня перепутала с каким-то метеорологом и теперь мне нужно сюдой добираться, через ваш Термез. Короче, хорошие поехали к хорошим, а я — к вам!

Они мигом считали вот это "хлопцы", "тудой" и "сюдой" и их лица потеплели. Даликатный — чуть покоренастее, с носом картошкой, но такой же соломенноголовый и синеглазый, удивленно поднял бровь:

— А мы думали, ты минчук, а ты...

— А я сапраудны полешук! Из Дубровицы!

— А-а-а-а, Микола, твой земляк! — улыбнулся Гумар. — Наш Микола — из Вышемира. А я — из Копаткевич!

— Говорят, рай в древние времена располагался именно там? — усмехнулся в ответ я. — Где-то на берегах рек Оресса и Птичь?

— Это совершенно точно известно! — улыбка Гумара стала широкой и искренней. — Меня Михась зовут, Миша!

И наконец пожал мне руку, Даликатный — тоже.

— Ну, всё, товарищи старшины, оставляю вам этого журналиста и даю ЦУ: доставить в Мазари-Шариф в целости и сохранности, довести до комендатуры и убедиться, что никто его не перепутает. И не спи...

Ржали все вместе. Видимо, эта шутка в Термезе среди военных была в ходу.

Для справки — "гумар" по-белорусски это ни что иное как "юмор". А "даликатны" — это деликатный и есть. Вполне себе такие фамилии, говорящие. Не более странные, чем целых два пограничных старшины-сверхсрочника в одном месте, и, тем более — гораздо менее странные, чем перепутанные метеоролог и журналист и веселящийся в полузнакомой компании особист.

Вообще — начиная с того самого момента, как Старовойтов сделал мне это предложение с командировкой, странностей было, пожалуй, чрезмерно много. Даже на мой, попаданческий, взгляд.

Наверное, будь я человеком военным — весь бардак, который творился вокруг меня, обрел бы некий сакральный смысл, но сейчас... Сейчас, одурев от лязга, грохота и матерщины, я наблюдал за формированием колонны. Ревели двигателями бэтээры, солдаты забрасывали что-то по цепочке в тентованные кузова грузовиков...

Пограничники из мангруппы, которые должны были сопровождать колонну, флегматично наблюдали за всем этим хаосом, восседая на броне своих БТРов. Для них происходящее уже стало обыденностью за последние полгода и не вызывало ровным счетом никаких эмоций. По крайней мере — жара, невесть откуда взявшиеся мухи и запахи из ближайшего заведения общепита занимали их гораздо больше.

— Белозор? — Гумар хлопнул меня по плечу. — Тебе особое приглашение нужно? Залезай на броню. Во-он та машина, там для нас есть место.

Даликатный уже сидел там, примостившись недалеко от центрального люка. Я закинул наверх рюкзак и подаренный особистом бронежилет. Стараясь не ударить камеру, взялся за протянутую старшиной руку, и, цепляясь за горячий металл, полез наверх.

— Смотри, — сказал Даликатный. — Под задницу клади что-то мягкое. Рюкзак, например... Ноги спускаешь в люк. Если будет обстрел, а движение продолжится — откидываешься назад, ноги из люка не вынимаешь. Если останавливаемся — спрыгиваешь на ту же сторону, что и мы с Михасём. Разумеешь?

— Разумею, — кивнул я и спустил ноги в открытый люк.

Десантное отделение было забито ящиками. Видимо — с боеприпасами. Места для собственно десанта там бы явно не хватило. Гумар взобрался на броню следом, подсунул что-то под ягодицы, поёрзал и спросил:

— Ну что, осваиваешься?

— Осваиваюсь. Я вот что спросить хотел... А мы через мост поедем?

— Какой мост? — удивились пограничники.

— Ну, через Амударью... — кажется, я что-то напутал, но фотографии с колонной уходящих из ДРА войск через Мост Дружбы помнил замечательно. Потому — так и сказал: — Мост Дружбы же!

— Какой, у сраку, Мост Дружбы? Понтонная переправа! — отмахнулся Гумар, отщелкнул от автомата магазин, посмотрел зачем-то на масляно блеснувшие патроны и сказал: — И свитку свою бабскую надень. И про головной убор не забывай. Сказал майор — довезти до комендатуры, и мы довезем. Ты шо, нерусский человек? Шляпа твоя где, журналист?

Никакой шляпы у меня не было. Я напялил наверх на рубашку чертов бронежилет и сразу же понял, что придется мне в нём несладко.

— Пацаны, есть у кого на голову что-нить? — спросил Даликатный.

Из люка высунулась перемазанная в мазуте рука водителя. В руке имелась кепка самого затрапезного вида.

— Носи на здоровье, — произнес молодой голос из глубины БТРа.

— Благодарю! — ответил за меня Гумар и нахлобучил на мою башку головной убор.

Наконец раздались отрывистые команды, машины одна за другой трогались с места, выплевывая клубы черного дыма. Я расчехлил фотоаппарат и сделал несколько кадров: пока никто не запрещал, нужно было пользоваться возможностью!

Мы ехали по окраине Термеза, этого древнего восточного города, в котором причудливо переплелся азиатский колорит и советский индустриальный дух. На небе появились облака, подул прохладный ветерок, и я подумал, что жизнь, кажется, налаживается.

— Не спи, товарищ Белозор! Держись крепче! — перекрикивая рёв моторов, обратился ко мне Гумар. — Скоро будет переправа.

Я вцепился в какую-то железную хреновину и во все глаза смотрел туда, где за мутноватой лентой Амударьи темнел чужой берег — Афганистан.

Глава 11, в которой Даликатный подозревает неладное

Пыль была повсюду. Перемешиваясь с выхлопными газами, она попадала в рот, нос, глаза, оседала на одежде, оружии и броне. Мне приходилось прикладывать нечеловеческие усилия, чтобы уберечь фотоаппарат. Наша колонна прирастала с каждым пройденным километром — к ней пристраивались какие-то гражданские автобусы— "барбухайки", облепленные тюками и клунками, полные шумных людей, грузовики — военные и цивильные...