Мелкая вздрогнула, отшатнулась. Вцепилась в мою руку.
— Посмотри на меня! — продолжала голосить боярыня. — Доча! Я!..
Мышка отвернулась от Силаевой, уткнулась лицом в мой живот.
Боярыня уставилась на её затылок. Потом подняла взгляд, посмотрела мне в глаза.
— Я порву вас всех на куски! — сказала она. — Слышите?! Скормлю вас свиньям! Мать моя женщина… Доченька… Как же так?! Что же это?..
Мне показалось, что слова и поведение Мышки повергли Варлаю в шок.
Я махнул рукой.
Попросил:
— Помолчи, боярыня, дай подумать.
Больше двух десятков взглядов посетительниц и работниц кафе скрестились на моём лице.
Разносчица указала рукой на «старших воительниц».
— Кира, а с этими что делать?
Я прорычал:
— Подожди! Пусть лежат пока — никому не мешают. Отстань! Изыди!
Погладил Мышку по голове.
— Точно не помнишь эту тётю? — в третий раз повторил ей вопрос.
Не оборачиваясь, мелкая мотнула головой. Подняла лицо.
— Я пойду? — спросила она.
— Алаина!
— Иди, — сказал я.
Посмотрел на боярыню Силаеву.
Очередная педофилка?
В глазах боярыни блестели слёзы.
Мне показалось, что благородная готова упасть со стула и поползти к Мышке. Но вместо этого боярыня разразилась ругательствами: в мой адрес, в адрес неизвестных мне злодеек. От неё досталось даже моим предкам.
— Хотя нет! — сказал я. — Постой.
Удержал мелкую на месте.
— Кира!
— Подожди, говорю, — сказал я. — Метнись в кладовку, принеси карауку.
— Ты же хотела ещё утром отдать её музыкантше! — сказала Мышка.
Подпёрла бока кулаками.
— Отдам, — сказал я. — Потом. Когда-нибудь. Беги за инструментом, говорю. Быстро! Он там, у дальней стены, за мешками с луком.
Сказал Силаевой:
— Посиди пока, Варлая… не знаю, как там тебя по… матушке. Помолчи. Не ругайся при ребёнке. Сама видишь: девочке ничто не угрожает. А вот что будет с тобой — вопрос. Потерпи немного. Сейчас мы во всём разберёмся. Есть у меня идейка.
Вернулась Мышка.
Я вручил боярыне карауку. Та приняла из моих рук инструмент осторожно, точно опасалась, что тот взорвётся или превратится в страшного зверя.
— Играй, — сказал я.
— Что? — не поняла меня Силаева.
Она поморщил лоб.
— То, что ты играла для дочери чаще всего, — сказал я. — И если можешь, пой: так будет даже лучше. Это не шутка боярыня! Если хочешь вернуть дочь, делай, как говорю. Другого варианта у тебя сейчас нет. Если девочка тебя не признает, живыми я вас отсюда не отпущу. И мне плевать на то, какая у тебя фамилия.
Посетительницы кафе загалдели, предчувствуя развлечение. Застучали кружками — делали жадные глотки. Кто-то поспешил за добавкой.
Боярыня сверкнула глазами. Я ощутил, как её аура выплеснула в пространство сырую ману. Так случалось, когда одарённые теряли над собой контроль.
Но Силаева смолчала.
Она опустила взгляд на Мышку.
— Алаина, доча, что для тебя сыграть? — спросила она.
Мышка спряталась за мои ноги. Прижалась щекой к моей руке. Холодными ручонками вцепилась в мои пальцы.
— Я не Алаина, — сказала она.
Не очень уверенно.
Силаева нахмурилась. Сжала инструмент. Но не сломала.
— Играй, боярыня, — поторопил я. — Давай уже во всём разберёмся. Другого варианта у нас нет. И молись, чтобы моя затея выгорела — мелкая тебя вспомнила.
Инструментом и голосом боярыня владела скверно. Фальшивила. Излишне старалась.
Но посетители кафе её слушали с интересом. Кто-то даже пересел к ней ближе.
Слушала боярыню и Мышка. Сжимала пальчиками мою руку.
Силаева закончила играть — ладонью накрыла струны.
В зале наступила тишина. Ненадолго: вскоре гости кафе возбуждённо загудели.
Ожила и мелкая.
Она всхлипнула. Оттолкнулась от меня рукой и метнулась к боярыне. Повисла у той на шее и разрыдалась.
— Мама, мамочка, — повторяла она. — Я тебя вспомнила!
Глава 6
Я снял паралич с боярыни и её людей сразу же, как понял, что драться с ними не придётся.
Но заклинание отпустило их не сразу: Силаева успела пошептаться с Мышкой, угостила гостей нашего заведения пивом. И даже ещё дважды спела для дочери. Словно решила закрепить успех, убедиться наверняка, что мелкая не забудет её снова.
Силаева увела Мышку из кафе, как только сумела встать на ноги. Укутала её в свой короткий кафтан — сама осталась в тонкой нательной рубахе. Громко попрощалась со всеми гостями — те зашумели, отсалютовали ей кружками.
Боярыня вела себя, точно охмелевшая — глуповато улыбалась, пошатывалась. Хотя я не видел, чтобы она прикасалась к спиртному. Должно быть, так сказались на ней паралич и встреча с дочерью.
Силаева указала своим спутницам на дверь. Слуги боярского рода пришли в себя быстрее боярыни: когда поспешили к выходу, их ноги не заплетались. Силаева бросила на стойку тяжёлый кошель, пошла за слугами. Дочка обнимала её, шмыгала носом.
Я смотрел им вслед. На фигуру широкоплечей женщины и девочку с голыми ногами. Наблюдал, как они вышли за порог, шагнули в темноту; как захлопнулась за их спинами дверь.
Мышка так и не обернулась.
Я сам себе не без удивления признался: меня этот факт опечалил.
За прожитые жизни я вырастил многих детей. И своих, и чужих. Не уделял этому основное время: всегда стремился достигнуть глобальных целей, на подтирание носов времени не оставалось. Тем более что не считал детей собственным продолжением. Скорее уж продолжением тех, кто уступил мне своё тело. Старался выполнить родительский долг… но без особого рвения.
Потому и удивился, ощутив после ухода Мышки в груди ту самую «щемящую пустоту», прошлые воспоминания о которой давно стёрлись из памяти.
«Это от безделья, — подумал я. — Вот в этом и всё дело. Давно я так долго не бил баклуши. Так что… хватит маяться ерундой. А не то я ещё и стихи слагать начну».
Решил, что завтра же отправлюсь в Бригдат — столицу Кординии.
Рассудил так: «Чем я собирался заняться в ближайшее время? Научиться охмурять местных женщин и посмотреть на их магию. Женщин… хотелось бы благородных. Они и магия ждут меня в Бригдате. Разживусь в столице деньгами, обзаведусь крышей над головой: хватит спать у печи. Там и решу, на что потрачу новую жизнь. Пора собирать вещички».
Как только кафе опустело, я погасил в зале свет и отправился складывать свои немногочисленные пожитки — пусть многие из них до сегодняшнего дня мне и не принадлежали.
Боярыня Силаева явилась ночью. За пару часов до рассвета. Вместе с дочерью.
Они постучали в окно — разбудили меня: только успел задремать, пригревшись на кухне у печи.
— Впустите нас? — спросила Варлая Силаева.
— Привет, Кира, — сказала Мышка. — Можно к тебе?
Отметил, что мелкая обрядилась в дорогой зелёный костюм, а боярыня переоделась в новенький кафтан, начистила сапоги. Заметил, что на Варлае в этот раз нет видимого оружия — только два коротких ножа в потайных карманах. За спинами Силаевых увидел карету, запряжённую парой лошадей. На козлах — одну из вчерашних спутниц боярыни. Вторую слугу разглядел рядом с соседним домом: она затаилась у стены здания, сканировала взглядом тёмную улицу.
Я молча посторонился — заслужил улыбку Мышки. Мелкая схватила меня за руку. На неодобрительный взгляд матери не обратила внимания.
Я прошёлся вместе с ней по залу, зажёг фонарь.
— Мы ненадолго, — сказа боярыня. — Я хотела заглянуть к вам утром, Кира. Но дочь настояла на том, чтобы мы пришли сейчас.
Она стянула перчатки, бросила их на стол. На её пальцах блеснули золотые перстни. Один — печатка с изображением медведя, гербом боярского рода.
Мышка выпустила мою руку, подпёрла кулаками бока. Выразительно посмотрела на мать, приподняла брови. В ярком костюме мелкая казалась похожей на куклу.