Мы ехали довольно долго. Наконец, машина остановилась неподалёку от берега реки. Узкая тропинка вела между стоявших друг за другом усадьб. Вокруг домов имелись сады — большей частью ухоженные. Мы прошли вдоль заборов, поглядели на участки и решили начать с Пола Кисворда — дом его отца стоял первым, и Абрамсон заявил, что лучше всего действовать по порядку.

Двухэтажная постройка весёлого зелёного цвета, с бордовой крышей, возвышалась в центре двора; из нее торчала короткая кирпичная труба, отверстие которой защищала от дождя выгнутая полоса кровельного железа. Вокруг дома лепились прочие сооружения. Одинокая свинья лежала, словно мёртвая. Должно быть, её не загнали до сих пор в хлев, давая поваляться в вечерней прохладе.

Абрамсон подошёл к калитке и, по-хозяйски перекинув руку через забор, поднял щеколду. Мы вошли во двор и направились к дому.

— Надеюсь, здесь нет собак, — негромко проговорила Глория, оглядываясь по сторонам.

— Не бойтесь, — отозвался полковник, поднимаясь на крыльцо. — Мы сумеем вас защитить.

— Вам когда-нибудь приходилось схватиться врукопашную с крупным псом?

— Слава Богу, нет. Но я и не собираюсь, — Абрамсон похлопал себя по кобуре. — Эта игрушка всегда заряжена.

Он постучал по стеклу и прислушался. Спустя некоторое время раздались шаги, белая занавеска отодвинулась, и в окошке показалось загорелое усатое лицо пожилого мужчины. Увидев форму Абрамсона, он поспешно отпер.

— Тед Кисворд? — спросил полковник.

— Да, так меня зовут, — тёмные глаза настороженно перебегали с одного посетителя на другого.

Мне показалось, что из глубины дома доносится запах печёных яблок.

— Мы бы хотели поговорить с твоим сыном, — сказал Абрамсон. — Это следователь из Лондона, лейтенант Глостер. А это господин Блаунт.

— Вам нужен Пол?

— Именно так, — подтвердил Абрамсон. — Он дома?

— Да, в хлеву. Он что-нибудь натворил, господин полковник?

— Нам нужно задать ему несколько вопросов.

— Я вас провожу, — сказал Кисворд, выходя на крыльцо. — Идёмте. Это связано с убийствами? — он обеспокоено взглянул на Абрамсона. — Пол ничего об этом не знает.

— Сейчас всё выясним, — заверил его полковник.

Мы свернули за угол дома. Справа тянулись ровные грядки, слева стояла пара сараев, дальше тянулась ограда, за которой днём, по-видимому, расхаживали куры и индейки. Пожухлая трава была аккуратно скошена и собрана в кучи, около которых валялись грабли.

— Он здесь, — Кисворд показал на дальнюю дощатую постройку с плоской крышей.

Дверь в неё была распахнута, и оттуда доносилось восторженное хрюканье.

— Пол! — позвал автомеханик, когда мы подошли ближе. — Выходи!

Из свинарника донеслось что-то нечленораздельное, а затем показался малый лет двадцати пяти.

Я невольно вздрогнул. Не нужно было обладать особенной проницательностью, чтобы понять, что Пол Кисворд слабоумный: один глаз был прикрыт, широкий рот с заячьей губой демонстрировал редкие кривые зубы, в уголках пузырилась слюна. Мне показалось, что на моих спутников бедняга произвёл отталкивающее впечатление, хотя они и постарались не подать виду.

— Пол, эти люди хотят задать тебе несколько вопросов, — мягко сказал, обращаясь к сыну, Кисворд. — Послушай их.

Тот вытер нос рукавом и рассеянно закивал, беззвучно шевеля толстыми губами.

— Э… — нерешительно протянул Абрамсон, затем взглянул на Глорию. — Ну, давайте, лейтенант.

— Пол, вы знаете Мэри Сандерс? — спросила девушка.

Слабоумный отрицательно помотал головой, снова вытер нос рукавом и бросил через плечо тоскливый взгляд в свинарник.

Тогда я обратился к его отцу:

— Ваш сын выходит из дома?

Тот сокрушённо покачал головой.

— Увы, нет. Местные мальчишки над ним смеялись, бросались камнями и землёй. Кричали… гадости.

— А вы знаете Мэри Сандерс?

— Я не был с ней знаком, но слышал, что она — одна из тех, кого убили. Почему вы спрашивали о ней Пола? Он здесь ни при чём, — тёмные глаза Кисворда перебежали с моего лица на Абрамсона и тут же вернулись.

— Надо полагать, что так, — согласился я. — Можно, в таком случае, поговорить с вами наедине?

— Да-да, пойдёмте в дом, — закивал с явным облегчением автомеханик. — Пол, ты можешь продолжать, — добавил он, обращаясь к сыну.

Тот хлюпнул носом и нырнул обратно в свинарник.

Мы направились в дом.

— Парень безобидный, за это я ручаюсь, — сказал по дороге Кисворд. — Да и говорю же: не выходит он из дома. Я так рассудил, когда его дразнить начали: пусть уж сидит дома, раз его Бог обидел. По крайней мере, под присмотром. Оно мне спокойнее.

— А почему его начали травить на улице?

— Ну, раньше-то он поменьше был. Теперь же вон какой детина, а ума — кот наплакал.

Мы поднялись на крыльцо и вошли в дом. Я сразу почувствовал запах яблок. Он стал гораздо сильнее.

— Кажется, вы что-то готовите.

Кисворд разразился ругательствами и умчался, нелепо подёргиваясь на ходу. Стук его сапог замер в глубине дома.

— Да-а-а, — протянул Абрамсон, осматриваясь. — Кажется, мы напрасно побеспокоили эту семью.

— Вовсе нет. По крайней мере, выяснили, что у Сандерс не было романа с Полом, — возразила Глория.

Полковник хмыкнул.

Я подошёл к окну и выглянул во двор. Там было темно, только холодный свет месяца лежал на земле бледными бесформенными пятнами. Я вдруг испытал безотчётный страх — мне мучительно захотелось бросить всё и уехать из Доркинга. Не могу объяснить это иначе, как предчувствием. Понадобилось не менее минуты, чтобы взять себя в руки. Страх ушёл, но липкое чувство тревоги осталось. Я заставил себя оторвать взгляд от очертаний хозяйственных построек и высившихся дальше деревьев.

В этот момент вернулся, громко причитая, Кисворд. Оказалось, жена не уследила за яблочным пирогом. «Должно быть, подслушивала наш разговор», — подумал я.

Хозяин проводил нас в большую комнату, где мы и расположились на диване и в креслах.

— Позвольте спросить вас о соседе, — сказал я. — Джоне Рауте. Вы с ним знакомы?

— А то как же!

— Что можете о нём сказать?

Кисворд пожал плечами.

— Ума не приложу, что вы хотите знать. Лучше вопросы задавайте — так дело пойдёт лучше.

— Какой образ жизни он ведёт? Ходят ли к нему гости. Друзья, женщины.

— У него бывает много гостей, он ведь газетчик. Но женщину я видел только однажды.

— Вы её знаете?

Кисворд отрицательно покачал головой.

— Можете её описать? — спросила Глория.

— Молодая. Волосы тёмные, вьющиеся. Одета просто.

— Как служанка?

— Может быть. Не знаю. Это было месяца четыре назад, так что я уже подзабыл.

— Вы видели её днём?

— Вечером.

— В будний или выходной день?

— В выходной. Помню, как раз курил у калитки и думал, чем заняться в понедельник. Так что это было в воскресенье.

— А вы хорошо её разглядели? — спросила Глория. — Смогли бы узнать?

Кисворд отрицательно покачал головой.

— Вряд ли. Я же только сбоку её видел.

— Но вы сказали, что она была молода.

— Ну, это и так видно.

— Понятно. А вы не знаете, ваш сосед сейчас дома?

— Должен быть. Час-то поздний. Впрочем, он часто отлучается.

Мы поднялись.

— Не смеем больше отнимать у вас время, — кивнула Глория.

Кисворд неуверенно потоптался на месте.

— Вы не думаете, что Пол имеет какое-нибудь отношение к убийствам?

— Пока не думаем. Всего доброго.

Кисворд проводил нас до калитки.

— Вон его дом, — показал он в сторону одноэтажного здания с застеклённым мезонином, увитым засохшим плющом.

Дом выглядывал из-за разросшихся вязов. Он казался маленьким, будто игрушечным. В двух окнах горел свет.

Распрощавшись с Кисвордом, мы подошли к воротам и постучали. Спустя пару минут нам открыл мужчина лет пятидесяти в потёртой ливрее. Его седые волосы были зачёсаны на затылок так, чтобы прикрывать лысину. Звеня ключами, он выслушал нас, а затем представился. Оказалось, что зовут его Сэм, и он служит батлером.