— Чо ты сказал? — спросил мужчина.

— Сделаешь так, как я велел — не трону тебя.

Верхняя губа Первого приподнялась, обнажая зубы.

— Чо?! Ты это мне говоришь, сссучонок?! Пошел вон! Быстро! А иначе щас ты сделаешь то, чего хочу добиться от этой шлюхи! Понял?!

Мужчина шагнул ко мне, попытался толкнуть меня в грудь.

Слишком медленный.

Я уклонился от его рук. От чего Первый едва не выскочил в коридор.

Он удержался на ногах.

— Сучонок!

Расставил руки, попытался меня сграбастать. От запаха его пота я поморщился.

Вновь взвизгнула женщина.

Я шагнул в сторону, избежал объятий. Задел опорную ногу Первого. Не ударил по ней, сила тут не нужна — лишь преградил ей путь.

Первый не устоял. Вывалился из комнаты. С грохотом, словно огромный дуб. Или слон.

Я склонился над мужчиной и сказал:

— Женщин бить нельзя. Понимаешь? Никогда! Слышишь? Извинись перед ней!

Хорошо, что мою мягкотелость не видела сестра. Она бы за такое не похвалила. Сказала бы, что я бесхребетный слюнтяй. Болтаю, вместо того, чтобы действовать.

Был бы мужчина охотником, я поступил бы с ним иначе.

Обошелся бы без слов.

Но Первый — человек, хоть и большой, как слон.

И всё же… он ударил женщину.

Не знаю, как рычит слон. Рев Первого привлек к нам внимание большинства обитателей второго этажа. Они выглянули из комнат, застыли в дверных проемах. Никто не пытался к нам подойти и встать на чью-либо сторону. Просто наблюдали.

Мужчина поднялся на ноги. Резво. Для слона.

Разозлился.

— Убью, — сказал он.

И вынул из кармана нож.

Я улыбнулся.

Теперь он не просто человек. А человек с оружием. Оружие делает людей сильными.

Шаг на сближение.

Уклоняться не пришлось: мужчина не среагировал на мое нападение.

Правой рукой ударил под углом, левой — ей навстречу. Как учил отец. Отработанный удар. Я часто применял его в потасовках с приятелями. Всегда успешно.

Хрустнула кость.

Звякнул о доски пола нож.

Боль настигла Первого с запозданием. Как это обычно и бывает.

Мужчина жалобно крякнул. Привстал на носочки. Прижал руку к телу, набрал в грудь воздух, издав то ли визг, то ли стон. Он еще не понял, что произошло.

Его лицо покраснело.

— Извинись перед ней, — сказал я.

— Что?

Я указал на комнату, где остались женщины.

— Попроси у нее прощения!

— Да пошел ты!..

В словах Первого я не почувствовал угрозу. Только обиду.

Это уже не важно.

Снова сближение.

Удар по левой руке не получился. Треск кости мне не понравился. Не нужно заглядывать под одежду Первого, чтобы понять: кость не пробила кожу.

Верхняя губа дрогнула от досады.

Зачем спешил?! Любой из моих приятелей, которые остались в поселении, ударил бы лучше!

Едва не рванул к противнику, чтобы нанести привычный завершающий удар: сломать хребет — так я всегда закреплял победу.

Скомандовал себе: «Стой!».

Слоны не умеют обращаться! И люди тоже.

Тишина на этаже.

Только скулил Первый. Прижался к стене. Слюна пузырилась на его губах.

— Извинись, — сказал я.

— Что? — сказал Первый.

Таращил глаза. Не шевелился.

Я заглянул в комнату.

Женщина уже поднялась на ноги. Смотрела на меня настороженно. Но без страха.

Поманил ее к себе.

— Подойди, — сказал я. — Первый хочет тебе кое-что сказать.

Женщина выполнила мою просьбу. Молча. Переступила порог.

— Ну?! — сказал я мужчине. — Говори!

У того задрожали губы.

— Это!.. Прости!

— Уходи, — сказал я ему.

И тихо добавил:

— Честь не задета.

Первый вздрогнул.

Он оттолкнулся от стены и пошел по коридору. Пошатываясь — как те пьяные в трактире. С левой руки мужчины на пол капала кровь.

Женщина проводила его взглядом. Повернулась ко мне.

Я увидел ее зелёные глаза. Большие, яркие.

Принюхался. От нее пахло мылом.

— Спасибо, — сказала женщина.

Тихим, спокойным голосом.

— Не за что, — ответил я.

Сунул руку в карман, достал лепёшку. Протянул женщине.

— Держи.

— Зачем?

— Ты пропустила обед. Я… принес.

— Спасибо.

Она задержала взгляд на моем лице.

Мы стояли у порога, смотрели друг другу в глаза.

Потом женщина улыбнулась, отвернулась, пошла в комнату.

Видел, как она разорвала лепешку пополам. Одну половину отдала своей соседке. От второй отломила кусок, положила себе в рот.

Я вернулся в комнату.

В дверном проеме столкнулся с Гором.

Тот посторонился, сказал:

— Лучше бы ты отдал её мне.

— Кого?

— Лепёшку! — сказал Гор. — Знал ведь, что я голодный! Друг называется.

— Прости.

— Откуда ты такой взялся, друг Вжик? Бросаешься на людей. Ломаешь им руки. Разбазариваешь еду. Неправильный ты какой-то! Зачем ты туда полез?

Я уселся на кровать. Сказал:

— Он её ударил.

— И что?

Я пояснил:

— Женщин нельзя обижать!

— Почему? — сказал Гор. — Чем они лучше нас?

— Это неправильно.

— Ты просто их не знаешь! Они сами кого угодно обидят, друг Вжик! Точно тебе говорю! Подлые существа! А если одна из них подсыплет тебе в тарелку яд? Что ты сделаешь тогда, друг Вжик? Они такое могут!

— Тогда она станет врагом, — сказал я. — Я убью её.

Гор всплеснул руками. Сказал:

— Она же женщина!

Я промолчал. Лег на кровать, положил руки под голову, уставился на прикрытые ставни.

Вспомнил, как смотрели на меня из своих комнат люди.

Похоже, мой поступок даже Гору показался странным. И я не понимал почему. Любой охотник на моем месте поступил бы точно так же!

Женщины дарили нам удачу. Быть может в этом дело? Такого нет у людей — папа говорил. Этот дар Сионора преподнесла только нам.

С удачей охотник становился не просто сильнее. Удача помогала тогда, когда не выручила бы никакая сила. В Лесу она спасла много жизней. Как Кроку тогда у древнего дуба.

Охотник, у которого есть удача, способен на большее, чем тот же охотник, но без неё.

Не зря же отец отказался от должности главного охотника после того, как умерла мама. Другую удачу так и не нашел. Потому и остался в Лесу навсегда. В то время как остальные охотники из стаи смогли уцелеть и вернулись к своим семьям.

Любовь — так назвала удачу Мираша. Странное слово. Пустое. Оно для людей — не для нашего народа.

Как может женщина дарить удачу тому, кто ее обижает? Или не её, а других женщин — чьих-то матерей, жён, дочерей, подруг? А если она не испытывает к тебе нужных чувств… то не родит тебе детей. Это тоже особенность, которой одарила нас Сионора.

Многие охотники по нескольку лет живут со своими подругами — теми, кого смогли завоевать в схватках с соперниками. А потом расстаются с ними. Спокойно, без ругани. Это нормально.

Все понимают, что обрести удачу можно не с каждой. Но обрести нужно обязательно. Потому пары сходятся, распадаются, когда признают неудачу. Мужчина доказывает женщине, что он лучший, тот самый, кто её достоин. Тот, кто никогда не обидит. За это и получает награду.

Я попытался вспомнить, бывало ли, что кто-то из мужчин моего поселения поднял руку на женщину.

Ничего подобного в памяти не обнаружил. И не удивился этому. Странным мне показалось бы, если бы что-то подобное всё же случалось.

Слышал о плохом отношении к женщинам лишь из рассказов отца. Папа много чего повидал за время своих странствий. Он говорил, что среди людей такие случаи не редки. В каких-то странах женщин даже бьют!

Тогда я его словам не поверил. Да и не только я — моя сестра тоже! Там, в поселении, их смысл показался нам невероятным.

Однако только что я убедился: папа говорил правду.

Почему они так поступают?

Я собрался спросить об этом у Гора. Но сказал другое:

— Послушай, Гор, а кто такая роза?